Казалось, что тема пересмотра итогов приватизации, весьма актуальная в конце 90-х, сегодня отошла на второй план, и особо не поднимается даже левыми. Тем более удивительно, что возврат к этой проблеме был инициирован из либерального лагеря!
"Преданная революция" Владимира Пастухова дала старт горячей дискуссии по пересмотру итогов приватизации в России.
К обсуждению присоединился и яростный Андрей Пионтковский, и желчный Леонид Радзиховский, и рассудительный Игорь Эйдман.
Думаю, причиной этому стала череда событий 2012 года. В первую очередь, принятие Конгрессом США Акта Магнитского. Неадекватный ответ России поставил точку в долгом романе либералов с В.В. Путиным. Апологетов Президента не осталось даже среди убежденных лоялистов и адаптантов.
Второй Президент России выполнил первую и главную, поставленную перед ним задачу — не допустил пересмотра итогов большой приватизации, в 2000-2008 годах. Во многом это стало возможным благодаря конъюнктуре мировых цен на углеводороды.
Однако своим возвращением в Кремль, Путин серьезно осложнил решение второй задачи — легитимации капиталов российского правящего класса на Западе.
Эмоциональный и даже глупый ответ Парламента на ограничение въезда в США небольшой группы жуликов, закрыл возможность получения законного статуса огромному числу обладателей куда более серьезных капиталов! Стало рискованным излюбленное занятие всей клептократии — "скирдовать" все, что украдено непосильным трудом в респектабельной Европе и Америке.
Немедленно конструктивная критика Президента перешла в тихую яростную ненависть. Отныне шансов вернуть расположение городского, образованного класса у В. Путина больше нет. Ему придется опираться на патерналистское политически пассивное, а значит крайне ненадежное большинство: на окраинные национальные республики и на жителей села.
Сдается мне, что нынешние попытки либералов поднять тему несправедливости итогов приватизации, чтобы получить часть сторонников из аудитории В. Путина — затея опасная. Можно ненадолго выиграть в количестве, но кардинально проиграть в качестве избирателей.
Страны и нации к новым историческим рубежам, как впрочем, и повестку будущего, двигает и формирует активное меньшинство, которое выходит на улицы и площади.
Упомянутые в начале статьи авторы говорят о том, что вопрос пересмотра итогов приватизации стал "священной коровой" и для Кремля, и для некоторых лидеров Болотной, и что эту "корову" пришла пора зарезать.
Поскольку разговор пошел в привычной для меня, заслуженного животновода, терминологии, то я решил ввязаться в дискуссию.
Притча о корове.
В феврале 2003 года, нас, нескольких председателей комитетов Совета Федерации, пригласили на вечерние посиделки к Президенту. За исключением спора хозяйствующих субъектов на НТВ, ничто в ту пору не предвещало беды для либералов. Были приняты Налоговый и Земельный кодексы, до ареста Ходорковского оставалось еще 9 месяцев, до отмены выборов губернаторов, полтора года.
Почти два часа мы ждали в уютной комнате с большим камином из малахита. Сурков непринужденно шутил, мы поддерживали беседу. Аккурат к тому моменту, когда шутки Серого кардинала стали иссякать, появился Владимир Владимирович. Надо сказать, впечатление он оставлял не просто усталого человека. Это был смертельно усталый человек.
Сенаторы высказались, как принято, о наболевшем. Подошла и моя очередь. И тут я заметил, что Президент, разведчик-профессионал, спит с открытыми глазами.
Разговаривать со спящим человеком, будь это даже Президент, интереса мало. Я сделал попытку разбудить нашего собеседника.
— Владимир Владимирович! Я думаю, вам известно, что в 1996 году на выборах Президента Геннадий Зюганов победил в 32 субъектах Российской Федерации исключительно благодаря голосам сельских избирателей (что было сущей правдой).
Сон, как рукой сняло. В глазах Путина появился интерес.
— А все почему? — продолжил я. — Да потому, что отрасль — специфическая!
— А в чем специфика? — слегка раздраженно спросил Президент, что вы с Гордеевым заладили: "специфическая", "специфическая"…
Для краткого курса аграрной экономики момент был не самый подходящий.
— А можно по-простому?
— Ну!
— Вот сейчас в деревнях начался массовый отел скота, представим, что у Вас родилась телочка.
Тут Сурков посерел лицом.
Я продолжил:
— Так вот, с сегодняшнего дня пройдет минимум 18 месяцев, прежде чем эта телочка станет телкой случного возраста, и к ней можно будет подвести бычка или человека.
— Господи, — вздрогнул хозяин кабинета,— а человека—то зачем?
— А это таинство технологии. Называется искусственное осеменение. И вот, после этой процедуры телка случного возраста станет нетелем. И нужно ждать еще 9 месяцев — все как у людей! Итого, считаем: нужно минимум 27 месяцев, чтоб рожденная сегодня телочка, стала коровой и начала давать молоко. И срок этот ну никак не сократить! Далее: скажем, на автомобильном заводе стало невыгодно производить "Жигули". Завод можно остановить. Пошлины на иномарки ввели, спрос появился — кнопку нажали, конвейер снова пошел. А корова? Ее остановить нельзя, один раз не подоил, и на мясокомбинат. День невыгодно производить молоко, неделю, месяц, что остается делать? Зарезать корову. Это недолго — 30 секунд и все. А новую вырастить — 27 месяцев! Вот такая ассиметричная экономика в этой отрасли, вот такая специфика.
Президент улыбался. Прощаясь, поблагодарил: "Доходчиво, Иван Валентинович объяснили!"
Оживший Сурков, покачав головой, шепнул: "Ну, Стариков, б…! Как ты из этого штопора-то вышел?"
Возвращаясь от притчи к теме статьи.
Не берусь сказать за все отрасли нашей экономики, но бесплатная приватизация колхозов и совхозов была проведена, с точки зрения социальной справедливости, безупречно!
Указом Президента Ельцина 1992 года была начата аграрная реформа. Жители села получили земельные доли и имущественные паи. При этом размер земельной доли рассчитывался с учетом площади земли и ее плодородия. Земля — это средство производства, в создании которого человек не принимал участия. Поэтому земельные доли все получили поровну. А вот имущественные паи рассчитывались исходя из уровня заработной платы и стажа работы. Опытный, передовой механизатор имел право на большую долю в имуществе бывшего колхоза или совхоза, нежели пьяница или вчерашний выпускник СПТУ.
Одна из главных претензий к приватизаторам: почему земельные доли не были выделены в натуре, в виде конкретного земельного надела с очерченными границами?
Как агроном, ответственно свидетельствую, что сделать это без социальных потрясений тогда было невозможно.
И вот почему: из общей площади пашни, как правило, 20% составляют кормовые севообороты. Это самые близкие к деревне участки, куда испокон веков крестьяне вывозили навоз — органические удобрения. Сельский житель прекрасно знает, где лучшая земля и начни мы нарезать участки, на каждый такой лакомый кусочек нашлось бы по пять претендентов. И как никого не обидеть? Поэтому, признавая часть претензий к либералам, не хотелось бы вешать на них лишнее.
Почти 12 миллионов крестьян получили от государства 2 бумаги, удостоверяющие размер их собственности: одна — в гектарах (на землю), а другая — в рублях (на имущественный пай). Увы, гектары с рублями складываются плохо. Проблема была в том, что аграрную реформу заблокировали коммунистами. Проведенная де-юре, она не была завершена де-факто.
Помнится, в году 1997-98 мои дискуссии с лидером коммунистов Зюгановым, проходили примерно так: "Иван, не верю, что Вы — крестьянский сын! Вы предлагаете продавать землю! Земля — это наша родная мать, разве можно продавать мать?"
Я обычно спокойно выдерживал эти кавалерийские наскоки, отвечая, что земля — это наш национальный ресурс, и всем будет плохо, если он навсегда окажется в руках неэффективного хозяина.
"Но есть же аренда!"— уверенно возражал Геннадий Андреевич. И тут я выигрывал вчистую: "А сдавать мать в аренду, по-Вашему, лучше?"
Снять запрет на залог сельхозземель в законе об ипотеке удалось только в 2001. Принятый в 2003 году закон об их ограниченном обороте был плохим компромиссом с левыми.
С точки зрения экономической теории, сельскохозяйственная земля — это "длинные" активы. А под длинные активы всегда идут длинные пассивы, так необходимые для сельских производителей, долгосрочные кредиты. И без этого нельзя ни провести ресурсное обновление основных фондов, ни избежать банкротства отраслевого финансового института "Россельхозбанка".
Поэтому, если действительно ставить задачу повышения эффективности национальной экономики, то надо начать с введения в экономический оборот земель сельскохозяйственного назначения, формирования цивилизованного рынка земельных закладных.
Далее предстоит поменять позицию Банка России в отношении фондирования коммерческих банков, готовых выдавать кредиты под залог сельскохозяйственных земель.
А еще необходимо будет проводить осознанную аграрную политику: в одних регионах, исходя из агроклиматического потенциала, — поддерживать сельскохозяйственное производство, в других — доходы населения в сельской местности.
Потребуется изменить направление бюджетной поддержки аграрного сектора в соответствии с требованиями ВТО, и прежде всего, за счет увеличения внутреннего спроса, и многое, многое другое.
Пионтковский сокрушался: "Вот если бы у князя Львова, председателя временного правительства, после февраля 1917 года был мало-мальски приличный план, не случился бы Октябрьский переворот".
Золотые слова, Андрей Андреевич! Тем более странным представляется желание, на этот раз уже либералов, осуществить ремейк лозунга большевиков: "Фабрики — рабочим, земля — крестьянам!"
Погодите резать "священную корову" приватизации господа! У нас сейчас другие задачи. И другой путь. Сегодня необходимо предложить качественно проработанный проект национально-государственного будущего, который вдохновит народ и ляжет на душу жителям села, а их, активно голосующих — 40 млн.
И тогда крестьяне, как наши избиратели, сделают свой осознанный выбор, и не будет потерь, ни в количестве, ни в качестве наших искренних сторонников.
! Орфография и стилистика автора сохранены
