…Года полтора тому назад, летом, он медленно шел по проезду Художественного театра, в лазоревом сюртуке с искрой и в шейном платке цвета, про который, клянусь, я не знаю, как он называется. Я сидел за столиком кафе, он подошел посмотреть меню. Увидел меня, поздоровался, сказал что-то приветливое… Пригласил приходить в свой театр, о чем-то спросил, поглядывая по сторонам...
Я был ему не особо нужен, конечно. Он просто "держал зал". Он был в центре внимания и кайфовал от этого. А на него, разумеется, смотрели всем кафе и улицей — даже те, кто понятия не имели, что это Виктюк. Просто — пожилой ласковый господин в лазоревом сюртуке и шейном платке немыслимой расцветки. Нездешний господин!
Artist — в нерусском значении и написании этого слова, разумеется.
Художник, то есть.
На его место никто не придет, потому что это было только его место, конечно.
Прощайте, дорогой Роман Григорьевич..."
Светлана Соколова:
"Как-то раз в интервью Роман Виктюк сказал про сегодняшнюю жизнь в России: как будто смотришь из окна квартиры во двор сумасшедшего дома.
Сегодня он умер. Здравомыслия в России всё убавляется и убавляется".
Геннадий Смирнов:
"Когда-то, в какой-то уже совсем другой жизни, Роман Григорьевич Виктюк перевернул мои представления о театре — что можно, чего не нужно, как это должно выглядеть да и вообще зачем все это. Думаю, он это весело проделал с огромным числом людей с обеих сторон сцены.
Не сказать, что мы этому его веселью — когда счастливому, а когда и трагическому — все немедленно научились, нет. Но зато мы видели, что такое возможно. И что еще и не такое возможно.
Спасибо, Роман Григорьевич. Ничего не исчезнет. Оно все здесь, здесь".
Александр Горбенко:
"Он был вечно молод и ушёл таким же молодым.
Помню, как в феврале 2016 года, Роман Григорьевич приступил к репетициям в (наконец-то!) своём театре. Его выписали из больницы и он работал с актёрами на репетициях спектакля, где все роли исполняются, что называется, на разрыв аорты! Это совершенно сумасшедший спектакль по Т. Уильямсу "Однажды прошлым летом". Я невольно думал, наблюдая за ними, что при такой нагрузке, при такой самозабвенности и страсти, человека, только что выписавшегося из кардиологии, надолго не должно хватить. А он успел поставить ещё несколько спектаклей после этого!..
И ещё у него очень болело сердце за любимую Украину, это я знаю точно..."
Александр Федута:
"Помню, в годы перестройки по телевизору показывали какой-то странный телеспектакль. Звезды советско-российской режиссуры читали протокол собрания режиссеров 1930-х годов по случаю приезда в СССР звезды китайского театра Мэй Ланьфаня. Олег Ефремов читал за Станиславского (ну, иначе и быть не могло). Юрский был Мейерхольдом. Виктюку выпал Таиров.
Хорошо читали...
Виктюк и по жизни был не только режиссером, но и актером. И Таирова я помню в его исполнении.
Теперь Романа Виктюка нет...
RIP".
Андрей Роменский:
"Служанки" были для меня, провинциального паренька, приехавшего в Москву учиться— просто разрывом мозга. Я был на них десяток раз, пробираясь всеми законными и незаконными способами. Как и Жванецкого, как и Джигарханяна — такого второго уже не будет... R.I.P".
Катя Шагалова:
"Роман Григорьевич Виктюк. Для меня это крайне много. Мама работала в театре Киноактера и привела меня на тех самых, с "золотым" составом "Служанок". Мне было 12 , но не было вопросов. Конечно, понятно было мало что, но что есть низость и как она маскируется, я именно в тот раз поняла. Впечаталось в кожу. И много раз меня спасло...
Спустя много лет, на одном умном шоу, я встретилась с Романом Григорьевичем. И я хотела ему сказать, что очень благодарна за это. В гримерке общей подошла, открыла рот уже, а он в красивом пиджаке шутил с кем-то и я закрыла рот обратно. Потом, все же, его подкараулила и сказала спасибо. Он меня обнял и не запомнил, конечно, и был блестящим, как всегда. Всех положил на лопатки в умном шоу.
А я всегда помню, что: "В "Служанках" должны играть мужчины. Именно мужчины." И это так. Единственный спектакль, который могу смотреть бесконечно...
Мастер, Волшебник... Спасибо..."
Константин Лучина:
"Помню, Радзинский рассказывал, как знаменитый Эфрос ставил его пьесу и на репетицию попросился студент с режиссерского. И вот идёт репетиция — и ничего не получается. Вроде всё правильно, а нерва нет. И Эфрос это видит, и актеры, а в чем дело — непонятно. И уже ближе к концу он, вероятно, от отчаяния, спрашивает студента — ну, что скажете? И студент говорит — не знаю, как-то медленно всё. Что за ерунда, — думает Эфрос. — Нормальный темп. Но всё же говорит актерам — давайте побыстрее. Те тоже удивлены, но выполняют указание. И происходит чудо. Пьеса оживает. — Ещё быстрее, — кричит Эфрос. Потом ещё. И спектакль наконец начинает получаться. Потрясенный Эфрос спрашивает студента: Как Вас зовут, коллега? И тот отвечает: Виктюк. Роман Виктюк.
Может, это и байка. Но красивая.
Светлая память".
Мария Снеговая:
"Уходят шестидесятники:
Виктюк — 84,
Джигарханян — 85,
Жванецкий — 86.
RIP".
Юрий Милюков:
"Служанки — его вершина! Но были и другие гениальные спектакли — С любимыми не расставайтесь, Уроки музыки, Валентин и Валентина, Царская охота, Татуированная Роза, Квартира Коломбины, Сон Гафта, Двое на качелях, Рогатка, Саломея, Мою жену зовут Морис, Нездешний сад Рудольфа Нуреева, Федра, и наконец, Реквием по Радамесу с великими дивами Еленой Образцовой и Верой Васильевой.
Ушла великая эпоха Театра, гений чистой красоты, талантище.
Какая ж подлая Крыса, это 2020 год, забирает подряд великих — Жванецкий, Джигарханян, Виктюк...
Всем было 85+-1
Светлая память!"
Марина Давыдова:
"Бывают артисты милостью божьей. Виктюк был милостью божьей режиссером. Не в том смысле, что он ставил спектакли, хотя он их, конечно, ставил, и некоторые из них были упоительны, пленительны, беззастенчиво эротичны, а в том смысле, что буквально всё вокруг него в радиусе нескольких метров немедленно становилось театром.
Я знаю постановщиков куда более мощных, глубоких, великих, чем он, но никто на моей памяти не обладал этой волшебной силой превращения самой жизни в бурлеск, в кафе-шантан, в клоунаду, в бесконечный праздник. Тому, кто не оказывался в поле его притяжения, уже сложно будет объяснить, как это происходило. Как он выходил на завтрак в гостинице в своем очередной невероятном пиджаке, и унылая реальность из черно-белой становилась цветной. Как ты, сам того не желая, начинал играть роль в его искрометных на глазах сочиняющихся эскизах.
Самыми великими его спектаклями были, конечно же, его репетиции. Я попала на них еще студенткой (в "Современнике" шла работа над "Квартирой Коломбины" по пьесам Петрушевской) и хотела, чтобы они никогда не кончались, чтобы никакой премьеры вообще не было, а был только вот этот фейерверк острот, шуток на грани фола, бесконечного артистизма. Никакое самое бранное слово в устах Виктюка никогда не звучало как оскорбление, никакое самое скабрезное сравнение не казалось пошлостью. Я не понимаю, как он этого добивался, но ты плавал в бесконечном море его обаяния и не хотел выплывать на берег. Ты плавал в море любви, которая все искупала.
Не знаю, открыл ли он мне какие-то тайны жизни, но радость жизни он явил как никто.
Спасибо за эту радость, маэстро!"
Флора Мази:
"Р. Виктюк... Единственный творец , кому подвластно было менять реальный мир по своей воле. Подвластна оказалась ему и другая рокировка. Уходят учителя, что же с нами будет... Как вписаться в этот Мир, скучный, поверхностный и злой..."
Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter
